Кошмары мне снятся редко, но, что называется, метко

Снится мне, что я живу в Севилье вместе с родителями и малышом (да, супруг - редкий гость в моих снах). Живем мы в каком-то элитном доме, довольно высоком (интересно, есть ли в Севилье высокие элитные дома?), не в небоскребе, конечно, но несколько этажей. читать дальшеИ в пентхаусе в нашем доме проживает Прекрасный. Кумир, то есть. И я с ним...эм...дружу.
Весь сон меня преследует какое-то гнетущее состояние. Как будто что-то назревает нехорошее, и это неизбежно, а я совершенно ничего не могу с этим поделать. И, главное, я понимаю, что беспокоиться мне надо за Хосе Антонио и почему-то за малыша.
Большая часть сна - обрывки газет и каких-то новостных программ, в которых - одна тема. "Моранте разучился убивать быков", "Моранте ушел в историю", "Моранте освистан там-то и там-то" - и прочие такие же вещи. В кафешках рядом с домом я постоянно натыкаюсь на афисьонадос, которые спорят, уйдет ли Моранте с позором или вернется и всех порвет. И в нашем же доме живет один фанат Кумира - совершенно сумасшедший, то есть буквально, шизофреник. Причем фанат этот - реальный парень, который в настоящей жизни живет в моем доме, в соседнем подъезде, и болен, очень. В моем сне он горячий поклонник таланта Кумира. Он ходит по улице с кошкой под мышкой (кошка тоже закомая - она в реальности живет в моем подъезде. Белая с палевыми пятнами) и всем говорит, что в тот день, когда Моранте прогонят с севильской плацы, жизнь потеряет смысл.

Я захожу к Моранте накануне его вечера. В квартире пахнет сигарами и краской. Кумир рисует. На нем какая-то цветастая рубашка, вся в каплях краски, рукава закатаны, руки - по локоть в краске. Красной, как бычья кровь. Мне почему-то становится жутко, и я не могу к нему подойти. Стою, как дура, посреди комнаты, и смотрю на него. А Хосе Антонио, не отрываясь от процесса, говорит: "Мне страшно. Я боюсь, что завтра не будет быков"
Я все-таки подхожу, обнимаю его:
- Не говори глупостей. Будут быки. Плохие, хорошие - но они будут, и ты их победишь.
И тут он начинает плакать. Вот блин! Меня прям трясти начало, потому что именно этого я, кажется, боялась. Ощущение, что напряжение росло-росло, стало,как огромный пузырь, полный чего-то страшного, недоброго, и эти слезы - первое, пока микроскопическое, отверстие в этом пузыре, и эта гадость начинает сочиться, и, что самое ужасно, потом прорвет, да так, что я ничего не смогу сделать.
Моранте плачет, я целую его в небритые щеки, глажу шею, обнимаю, говорю ему что-то...

Потом показали корриду. То есть кусочек корриды. Я сижу дома, и смотрю ее по телеку, а почему-то не с трибун. Моранте свистят, в него кидают подушки и цветы, но только не так, как обычно, а зло, с силой. И один колючий букет роз попадает ему прямо в лицо.
А Пашка сидит рядом и спрашивает: "Мамочка, мамочка! А почему они его бьют?! Его нельзя обижать! Он же расстроится!"

Потом снова день. Мы - с папой, мамой и Пашкой - возвращаемся откуда-то домой. И попадаем в толпу около нашего дома. Все смотрят наверх, а наверху, на том этаже, что под квартирой Кумира, стоит этот ненормальный фанат и орет "Моранте умер! Моранте умер!" и... выкидывает кошку из окна! Кошка летит и падает прямо у моих ног. Я смотрю, как она встает и, хромая, ковыляет прочь, в толпу. И я с ужасом понимаю, что сейчас этот безумец выпрыгнет сам. Блин...не передать словами, как у меня внутри все, реально, похолодело. Я бросилась к малышу, чтобы закрыть ему лицо, чтобы он не видел, но между нами уже люди, и я кричу "Папа! Пусть он отвернется!", но в этот момент безумец прыгает вниз. Раздается противный шлепок, летит кровь, ии я вижу на асфальте какую-то непонятную кучу, которая должна быть человеческим телом, но на него не похожа. Почему-то мне отчетливо запомнилось, что самоубийца был в белой с синими полосками футболке.

И тут вдруг к моим ногам бросается малыш и кричит, совершенно безумным голосом "Мамочка! Мамочка! Зачем дядя встал туда! Разве ему мама не говорила, что там скользко! Мамочка! Он же упал!" Малыш плачет, я хватаю его на руки, прижимаю к себе и начинаю продираться через толпу. Я точно знаю - сейчас приедет ХА, он не должен это увидеть. И, конечно, тут же подъезжает Ауди, из нее выходт Моранте - в сером полупальто и черном котелке. Я, прижимая к себе ребенка, бросаюсь к нему, говорю ему "Пойдем, пойдем отсюда. Тебе не надо туда ходить." Пытаюсь его удержать одной рукой, но толпа расступается, и Моранте видит этот труп фаната. Его лицо теплого карамельного цвета стало таким белым и холодным, как фарфор. Это так жутко! Прямо на глазах лицо становится мертвым! Я реально не знала, что мне делать. С одной стороны, малышу страшно, и его надо обязатльно успокоить. С другой стороны, я в ужасе, что сейчас сделает ХА. Я бегу за ним по лестнице на верхний этаж, с тяжелющим Пашкой на руках, а лестница никак не кончается. Я только вижу, как мелькает край серого пальто за поворотом очередного марша. После очередного такого поворота, снова не догнав Моранте, я проснулась.

Вот так вот. Когда пишешь - многие моменты кажутся смешными и абсурдными. Но, когда я спала... Блин. Мне давно уже во сне не было так страшно, правда. И потом, проснувшись, я никак не могла в себя прийти.

Вот так вот - смотри на ночь,как прекрасного ХА закидывают подушками в Сарагосе